Медаль "Граф Григорий Григорьевич Орлов. За избавление Москвы от моровой язвы в 1771 году"
Дьяков 155.1 R1.
Диаметр 92 мм.
Граверы Г.Х. Вехтер.
На аверсе бюст Г.Г. Орлова влево. в парике и мантии. с орденом на груди. под обрезом рукава подпись "G. C. WAECHTER. F." (Г.Х. Вехтер исполнил).
На реверсе изображение Г. Орлова в античной одежде на скачущем коне. Вид Московского Кремля на заднем плане. Справа над обрезом инициалы "I. G. W. F." (Г.Х. Вехтер исполнил)
История нашей страны хранит память о многих кровавых восстаниях. Но московский чумной бунт 1771 года отличался от других, по крайней мере, двумя обстоятельствами. Во-первых, он продолжался всего три дня, а во-вторых, одно из самых крупных народных возмущений XVIII века стало реакцией разъяренной толпы на непродуманные действия властей - то есть в данном случае протестовали не угнетенные массы, а люди разных сословий, попавшие в безвыходное, как им казалось, положение.
К середине XVIII века обстановка в Москве благоприятствовала развитию масштабных эпидемий. Нечистоты и мусор не вывозились из города и сваливались прямо во дворах или выбрасывались в ручьи и речки. Пищевые отходы мясных и рыбных рядов породили огромное количество крыс. Кроме того, в Москве не было загородных кладбищ - умерших хоронили возле приходских церквей, и любое заразное заболевание могло дать толчок к возникновению эпидемии.
В 1768-1774 годах проходила война России с Османской империей, закончившаяся тем, что наше государство получило выход к Черному морю. Но в зону военных действий проникла возникшая в Турции чума - в том числе и в лазареты, где находились раненые. Русские войска вступили в Молдавию, где уже вспыхнула эпидемия смертельной болезни. «Мор распространялся, как пламя, гонимое ветром». В августе 1770 года болезнь уже достигла Брянска, а вскоре «черная смерть» появилась в Москве.
В ноябре 1770 года в Лефортовой слободе в Московском генеральном госпитале (ныне Главный военный клинический госпиталь имени Н. Н. Бурденко) умер привезённый из армии офицер, затем заболел и умер лечивший его лекарь-прозектор, а потом один за другим умерли 22 из 27 человек, проживавших в том же здании вблизи госпиталя.
Вторым крупным очагом чумы была фабрика в Замоскворечье, известная под названием Большого суконного двора. В начале марта 1771 года на самой фабрике умерло 57 человек, а в разных домах вне фабрики — 43 фабричных работника. Пришедшая с юга страны, она воспринималась русскими как кара небесная, потому название ей дали «моровая язва». Погребальные конторы не успевали изготавливать гробы.
Обязанности забирать мертвые тела из домов и с улиц были возложены на полицию. Но почти все ее служащие не желали этого делать из-за боязни заразиться, и разлагающиеся трупы оставались на месте смерти по много дней. К работе по очистке города пытались привлечь заключенных - их выпустили из тюрем с тем, чтобы они собирали тела. Чумные обозы выезжали из Москвы, после чего трупы сжигали, а арестанты при любой возможности пускались в бега.
«Невозможно описать ужасное состояние, в котором находилась Москва. Каждый день на улицах можно было видеть больных и мертвых, которых вывозили. Многие трупы лежали на улицах: люди либо падали мертвыми, либо трупы выбрасывали из домов. У полиции не хватало ни людей, ни транспорта для вывоза больных и умерших, так что трупы по 3-4 дня лежали в домах».
Крестьяне, узнавшие об эпидемии, отказывались везти в Москву продукты. В городе начался голод. Положение усугублялось тем, что многие представители власти во главе с градоначальником графом Петром Салтыковым спешно разъехались по своим имениям. Все, кто имел возможность покинуть Москву, последовали их примеру. Город, по сути, оставили вымирать.
По официальным данным, с апреля по декабрь 1771 года в Москве от чумы погибли 56 672 человека, но в действительности это число может быть гораздо больше - Екатерина II в частном письме называет цифру в 100 тысяч.
Московский генерал-губернатор П. С. Салтыков, отчаявшись справиться с эпидемией, удалился в свое родовое имение Марфино, за ним уехали обер-полицмейстер И. И. Юшков и другие градоначальники. Город остался без власти, мор и мародерство довели москвичей до отчаяния. Нужна была искра, чтобы произошел взрыв.
Глава соляной конторы, одновременно надзирающий за работой лечебных учреждений, старший по званию из тех, кто не покинул Москву, генерал-поручик Петр Еропкин с остатками войск срочно приступил к восстановлению порядка. Ему удалось собрать около 10 тысяч солдат и офицеров - и картечью, а также штыковыми атаками рассеять бунтовщиков.
26 сентября в Москву с отрядом из четырех полков лейб-гвардии прибыл граф Григорий Орлов - государыня назначила его московским главнокомандующим и наделила особыми полномочиями.
Бунт был подавлен, но эпидемия продолжалась. С ней удалось справиться только благодаря чрезвычайным мерам, предпринятым Орловым. Были срочно созданы несколько новых инфекционных больниц. Собрали лучших врачей страны.
Орлов организовал нормальное питание больных и обязательную дезинфекцию их жилищ. Вдалеке от города оборудовали чумные кладбища. Григорий Орлов повысил медикам жалованье, организовал оповещение жителей о мерах предосторожности, своим спокойствием и уверенностью вселял в горожан надежду. Для детей, оставшихся сиротами, открыл воспитательные дома за государственный счет.
Был налажен карантин на въезде и выезде в город. Мародеров казнили на месте преступления. Улицы очистили не только от трупов, но также от мусора и нечистот, бродячих животных уничтожили.
Граф Орлов также позаботился и о снабжении Москвы продовольствием. Крестьяне из окрестных сел смертельно боялись заразы и не хотели везти продукты в Белокаменную. В торговых рядах между местами для продавцов и покупателей вырыли специальные канавы, при этом деньги передавались не напрямую, а через плошки с уксусом.
Спустя полтора месяца эпидемия чумы сошла на нет. Императрица высоко оценила действия графа Орлова. В Царском Селе в его честь была возведена триумфальная арка (Орловские ворота) с надписью «Орловым от беды избавлена Москва» (строчка из стихотворения Василия Майкова).
Последствиями чумного бунта стали некоторые важные государственные решения. 17 ноября 1771 года распоряжением Сената были запрещены погребения при церквях. Отныне для этих целей надо было создавать кладбища за городской чертой. Несколько лет спустя, 28 июня 1779 года, императрица, памятуя о том, что распространению эпидемии способствовало плохое водоснабжение города, издала указ о строительстве московского водопровода.